1. Мы вновь читаем первые главы книги Бытия, чтобы понять, как с первородным грехом «человек вожделения» потерял место изначально «невинного человека». Слова книги Бытия 3:10 «убоялся, потому что я наг, и скрылся», которые мы обдумывали прежде, доказывают, что первый опыт стыда, испытанный человеком по отношению к Богу, был стыдом, который также можно назвать «вселенским».
Тем не менее, этот «вселенский стыд», если возможно различить его признаки в итоговых обстоятельствах человека после грехопадения, в библейском тексте уступает место другой форме стыда. Это стыд, выступающий из самой человеческой природы, вызванный, т.е. вышедший из внутреннего беспорядка. Человек в таинстве сотворения был «образом Бога» больше в своем индивидуальном «я», чем в межличностных отношениях, в первоначальной общности людей, которую мужчина и женщина установили вместе.
Этот стыд, причина которого находится в самой человеческой природе, имманентен и в то же время относителен: он проявляется в духовной жизни человека, но также относится к «другому».
Таков стыд и женщины «по отношению» к мужчине, и мужчины «по отношению» к женщине: взаимный стыд, вынуждающий их прикрыть свою наготу, спрятать собственные тела, скрыть от взгляда мужчины то, что является видимым признаком женственности, а от взгляда женщины то, что является видимым признаком мужского начала. В таком направлении движутся они, охваченные стыдом, после первородного греха, когда понимают, что «наги», как говорится в Бытии 3:7. Библейский текст, кажется, ясно указывает на «сексуальный» характер этого стыда: «Сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания».
Тем не менее, мы можем спросить себя: имел ли «сексуальный» аспект только «относительный» характер? Иными словами, идет ли речь о стыде собственной сексуальности только в отношении человека другого пола.
2. Хотя в свете той единственной решающей фразы в Бытии 3:7, ответ на вопрос, кажется, главным образом передает относительный характер первоначального стыда, однако размышление обо всем непосредственном контексте позволяет скрыть присущий ему фон. Этот стыд, который без сомнения проявляется в «сексуальности», открывает определенную трудность в том, чтобы ощущать человеческую сущность собственного тела: трудность, которую человек не испытывал в состоянии изначальной невинности. Действительно, так можно понять слова: «Убоялся, потому что я наг», которые со всей очевидностью показывают последствия познания добра и зла в духовной жизни человека. Через эти слова раскрывается определенный внутренний надлом, почти разрушение изначального единства души и тела человека. Он впервые отдает себе отчет в том, что его тело перестало обращаться к силе духа, который поднимал его до уровня образа Бога. Его первоначальный стыд несет в себе признаки особого смирения, выраженного через тело. Оно скрывает в себе семя того противоречия, которое будет сопровождать «исторического» человека во время его земного пути, как пишет об этом св. Павел: «Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Рим 7:22-23).
3. Итак, этот стыд имманентен. Он содержит в себе такую познавательную остроту, вызывающую беспокойство, которое проходит через всю человеческую жизнь не только перед лицом смерти, но и в отношении ценности и самого человеческого достоинства в его этическом значении. В этом смысле первоначальный стыд тела («я наг») – это уже страх («убоялся»), он предвещает беспокойство души, связанной с похотью. Тело, не подчиненное духу, как это было в состоянии изначальной невинности, несет в себе постоянный очаг сопротивления духу и некоторым образом угрожает цельности человека-личности, т.е. нравственной природе, которая значительно пускает корни в самой структуре личности. Похоть плоти – особая угроза самообладанию и власти над собой, посредством которых складывается личность человека. А также является для нее особым вызовом. В любом случае, человек вожделения не владеет собственным телом с той же простотой и «естественностью», как это делал изначально невинный человек. Самообладание, существенное для личности, определенным образом расстраивается в самих основах. Он вновь идентифицирует себя с ним, поскольку он постоянно готов обрести его.
4. С таким духовным расстройством связан имманентный стыд. Он имеет «сексуальный» характер, потому что как раз сфера человеческой сексуальности, кажется, со всей очевидностью выявляет это расстройство, которое берет свое начало от похоти, а особенно от «похоти плоти». С этой точки зрения тот первый импульс, о котором говорится в Бытии 3:7 («И узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания»), очень красноречив. Он подобен тому, как если бы «человек вожделения» (мужчина и женщина «в акте познания добра и зла») попробовал бы просто перестать (даже посредством собственного тела и пола) находиться над миром живых существ («animalia»). Как если бы он пережил особый надлом целостности собственного тела, особенно в том, что определяет его сексуальность и что напрямую связано с призывом к этому единству, в котором мужчина и женщина «будут двое одна плоть» (Быт 2:24). Поэтому тот имманентный и в то же время сексуальный стыд всегда, по крайней мере, косвенно, относителен. Это стыд собственной сексуальности «по отношению» к другому человеческому существу. Таким образом выражается стыд в 3 главе книги Бытия, поэтому (в некотором смысле) мы стали свидетелями появления человеческой похоти. Оттого достаточно понятно объяснение, с помощью которого мы мысленно возвращаемся от слов Христа о человеке (мужчине), который «смотрит на женщину с вожделением» (Мф 5:27-28) к тому первому моменту, когда стыд объясняется через похоть, а похоть через стыд. Так мы лучше понимаем, потому что (в некотором смысле) Христос говорит о вожделении как «прелюбодеянии», совершенном в сердце, потому что Он обращается к человеческому «сердцу».
5. Человеческое сердце хранит в себе одновременно вожделение и стыд. Появление стыда отправляет нас к тому моменту, когда духовный человек, «сердце», закрываясь от того, что «исходит от Отца», открывается тому, что «исходит от мира». Появление стыда в человеческом сердце идет в ногу с появлением похоти: трех похотей согласно теологии Иоанна (см 1Ин 2:16), а особенно похоти плоти.
Человек испытывает стыд тела из-за похоти. Более того, он не столько тела стыдится, сколько самой похоти: он стыдится тела из-за похоти. Он стыдится тела из-за того состояния своего духа, которому теология и психология дают одно и то же синонимическое название: вожделение или же похоть, хотя значение не одинаково. Библейское и теологическое значение вожделения и похоти отличается от того, что используется в психологии. Согласно последней вожделение исходит от нехватки или нужды, и требуемую ценность необходимо удовлетворить. Похоть согласно Библии, как мы сделали вывод из 1Ин 2:16, указывает на состояние человеческого духа, удалившегося от изначальной простоты и полноты ценностей, которыми человек и мир обладают «в Божественных сферах». Как раз такая простота и полнота ценности человеческого тела в первом опыте его мужественности-женственности, о чем говорится в книге Бытия 2:23-25, позднее претерпела радикальные изменения «в миру». И тогда, вместе с похотью плоти, возникает стыд.
6. Стыд имеет двойное значение: он указывает на угрозу ценностям и в то же время внутренне защищает эти ценности (см. Кароль Войтыла «Любовь и ответственность, Турин, 1978, с. 161-178).
Тот факт, что в человеческом сердце с того момента, когда появилась похоть плоти, был также и стыд, указывает на то, что можно и нужно взывать к нему, когда речь идет об обеспечении этих ценностей, которых похоть лишает их изначального и полного значения. Если мы будем держать это в уме, мы сможем лучше понять, почему Христос, говоря о похоти, воззвал к человеческому «сердцу».
Источник (ит.): www.careware.it
Перевод: Мария Кедрова