Богословие в сказках: в поисках Царства Небесного

Сказка «Русалочка» входит в число самых известных сказок Ганса Христиана Андерсена. С легкой руки Уолта Диснея глубокая и не совсем детская история превратилась в милый рассказ о любви морской девушки к принцу. Заканчивается эта история весьма счастливо и учит тому, что главное – любовь, а все остальное приложится. А уж если среди твоих друзей есть поющий краб, так вообще любого принца можно покорить.

Несколько иное произведение появляется в 1837 г. в сборнике сказок, выпущенном Андерсеном. Исследователи творчества датского писателя считают, что он пересказал в свойственной ему «грустно-страдальческой» манере повесть Фридриха де ла Мотта Фуке «Ундина». Это произведение увидело в свет в 1811 году. Русскоязычной публике оно стало известно благодаря Василию Андреевичу Жуковскому. Его поэтическое переложение «Ундины» увидело свет в том же 1837 году, что и сказка Андерсена.

Надо сказать, что тема русалок и их взаимоотношений с людьми была довольно популярна в литературе и искусстве романтизма, увлеченного фольклором и сказочными персонажами. Литераторы и художники того времени легко отличали русалку от морской девы и знали, о чем мечтают ундины. Давайте попробуем разобраться в этом непростом вопросе и мы.

Истории про русалок, живущих в различных водоемах, известны у всех народов. В большинстве случаев это существа, противостоящие человеку. В датском фольклоре они – подданные злого болотного короля, любящего среди холодного тумана сбивать путников с пути и заводить в болота. У восточных славян русалки – это утопленницы. В некоторых регионах считали, что это девушки, решившие свести счеты с жизнью, обычно из-за несчастной любви. Такую историю мы встречаем, например, в повести Николая Васильевича Гоголя «Майская ночь». Через сорок лет после написания этой повести Иван Николаевич Крамской создал свою знаменитую картину «Русалки», своего рода иллюстрацию к «Майской ночи». Интересно, что изображенные на ней девушки, сидящие в лунном свете на берегу пруда, не наделены рыбьими хвостами. Перед нами именно утопленницы, в белых сорочках, похожих на саваны, и мало отличимые друг от друга. Есть в этой картине что-то мистическое, оно создано необычным светом, разлитым по картине. Не зря Крамской столько времени уделил прорисовке лунного сияния и его отражения в белых одеждах и стремился доработать, довести до совершенства картину, даже когда она уже была не только представлена на первой Передвижной выставке, организованной Товариществом художников, но и куплена меценатом Павлом Михайловичем Третьяковым. На полотне изображены русалки такими, как и представляли вплоть до начала XX века те, кто был воспитан на рассказах-сказках нянюшек, привезенных из деревень и являвшихся хранительницами различных «преданий старины глубокой». Кстати, у Третьяковых тоже была такая нянюшка, знавшая, как угодить русалкам, чтобы они не беспокоили хозяев дома. Павел Михайлович приобрел картину Крамского сразу после выставки и никак не мог найти ей подходящее место в своем доме. Он разместил ее в одном из залов, но довольно быстро горничные отказались там убирать, потому что не хотели оказываться рядом с этой странной картиной. Им казалось, что в зале тянет прохладой, как от реки. Дочка мецената, Верочка, говорила, что панночки на картине зовут ее присоединиться к ним. Да и сам Третьяков стал замечать, что чувствует утомление после того, как побывал в зале с «Русалками». Именно няня подсказала, что нужно перевесить полотно в самый темный угол дома, потому что русалки не любят солнечный свет. Как только освещенные лунным светом девушки оказались в полумраке, они перестали беспокоить и горничных, и хозяев.

Итак, русалки – это девушки, с двумя ногами, лишенные какого бы то ни было хвоста. Иногда говорят, что у них были зеленные волосы и несоразмерно длинные руки. Хотя большинство исследователей фольклора все-таки приходят к мысли, что зеленые волосы и отталкивающая внешность больше присуща кикиморам. Да и сидящая на ветвях пушкинская русалка скорее всего была прекрасной девой, а не неким подобием человека-амфибии. Русалки легко передвигались по земле и по деревьям, могли подстерегать путника.

В датском фольклоре русалок называют нёкке. Они никак не связаны с утопленниками. Скорее они относятся к демонам, обитающим в лесной чащи. Иногда нёкки являются в виде животных. Единственное, что их роднит с распространёнными в восточно-славянском фольклоре русалками, это желание заманить человека в свою болотистую глушь.

Почему же тогда Андресен назвал свою сказку «Русалочка»? Все дело в том, что на датском языке сказка называется «Маленькая морская дева». Маленькая, потому что речь в ней идет о пятнадцатилетней девочке. Первый перевод этой сказки на русский язык был сделан в 1894 году четой Ганзен. Тогда волшебная история была названа «Морская царевна». Ведь главная героиня – дочь морского царя. Через шесть лет появляется новый перевод, сделанный Марией Андреевной Лялиной, известной на рубеже XIX и XX веков переводчицей, детской писательницей и популяризатором географических открытий для юношества. Ей была присуждена первая серебряная медаль имени Петра Петровича Семенова (Семенова Тянь-Шанского), учрежденная Русским географическим обществом в 1899 году, за вклад в патриотическое воспитание юношества и развитие в них интереса к истории России. Мать шестерых детей, она не могла не заинтересоваться глубоко христианскими сказками Андерсена. Именно с ее легкой руки морская царевна становится русалочкой. Наверное, ей хотелось максимально русифицировать созданный Андерсеном образ, но тем самым она на многие десятилетия внесла путаницу, сделав нечисть лесную положительным персонажем, вызывающим сочувствие и сострадание. С тех пор эту сказку переводили на русский язык порядка двадцати пяти раз, в том числе и Анна Васильевна Ганзен. В 1955 году ее перевод вышел с сокращениями. На обложке значилось «Русалочка».

Морские девы, морские царевны, дочери морского царя тоже было хорошо известны европейскому и скандинавскому фольклору. Мало того, есть даже несколько упоминаний о них в исторических документах. Так Христофор Колумб пишет, что члены его команды видели их неподалеку от берегов Гвианы. В начале XVII века Генри Гудзон в своем дневнике пишет, что матросы его корабля видели в воде белокожую девушку с рыбьим хвостом.

Морских дев часто уподобляют сиренам. Упоминаемые в «Одиссее» сирены были полуптицами-полуженщинами. Она своим прекрасным пением заманивали моряков на рифы и скалы. В Средние века алхимики стали изображать сирен как полурыб-полуженщин, приписывая им различные волшебные свойства. Мермейды (от индоевропейского корней mori-, mari-, море), как их именует германский и скандинавский фольклор, обладают удивительной красоты голосами. Иногда они всплывают на поверхность и их пение вызывает шторм. А еще они очень любят сидеть на неприступных скалах и расчесывать свои прекрасные волосы.

Мермейды в германском фольклоре, откуда родом и андерсеновская морская царевна, были подобны никсам, жившим в пресноводных водоемах. Их роднили не только умение петь, но и желание обрести бессмертную душу. Прообраз персонажа Андерсена Ундина (от латинского unda – волна) ищет не только любви рыцаря Халдебранда, но и возможности стать, как человек, получив душу. Стоит обратить внимание, что и никсы, и морские девы умеют принимать человеческий облик, выходя на сушу. У них появляются ноги, и узнать их можно по мокрым следам и всегда мокрому подолу платья. Эти пришедшие из водной стихии существа стремятся либо выйти замуж за человека, либо родить от него ребенка, потому что это дает им шанс обрести вечное блаженство в Царствии Небесном.

Надо сказать, что образ морской царевны известен и русскому фольклору. Как иллюстрацию стоит вспомнить картину еще одного участника Передвижных выставок, Ильи Ефимовича Репина, «Садко». Эта картина была написана художником в Париже по заказу великого князя Александра Александровича. Сюжетом послужила новгородская былина. Репин избрал тот момент, когда морской царь предлагает Садко выбрать себе невесту. И из всех морских красавиц он выбирает простую девушку Чарнаву. По замыслу живописца прекрасные девы олицетворяли собой различные европейские страны, но ему, как и Садко, ближе всех простая русская красавица, пусть у нее нет ни украшений, ни хвоста.

Но вернемся к сказке Андерсена. Созданный им образ морской царевны очень неоднозначный. Если следовать фольклорному взгляды на мермейд, девушка могла превратить свой хвост в ноги еще в первую встречу с принцем. Не надо было ей отправляться к колдунье, чтобы просить о помощи и лишаться голоса. Зачем же сказочник подвергает свою героиню таким испытаниям?

В сказке Андерсена словно бы присутствуют три мира. Первый мир – это царство морского царя. Это мир детства русалочки, в котором есть любящие сестра и бабушка, свой садик и девичьи секретики. Есть и мечта – подняться на поверхность, чтобы увидеть мир людей. Это второй мир. Что же в нем притягательного? Только одно – люди наделены бессмертной душой. Пусть они не живут триста лет, зато потом попадают в Царство Небесное. И именно этот, третий, мир является конечной целью морской царевны. Его отблески она видит в принце и потому влюбляется в него. В то же время она не замечает, какое она сокровище сама по себе. Об этом ей говорит старая ведьма, забирая голос в обмен на снадобье, которое превратит рыбий хвост в ноги: «чистота – лучшая красота». «Твое прелестное лицо, твоя плавная походка и твои потрясающие глаза – этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце!» – это тоже слова ведьмы. Она лишает царевну голоса, чтобы та больше не могла петь. Сначала кажется, что это для того, чтобы девушка не могла говорить. Теперь она не сможет объяснить принцу, кто она. Но на самом деле, ведьма лишает ее голоса, чтобы она не могла петь! Песни морской девы прекрасны. Они повествуют об удивительных местах, могут вызвать бурю, а могут околдовать принца. Отрицательный персонаж этой истории, ведьма, предлагает царевне не пользоваться чарами для достижения своей цели, потому что даже при наличии бессмертной души колдовство не открывает двери Царства Небесного. Она также заставляет девушку страдать. Каждый ее шаг отдается болью, в каждом ее мокром следе – капелька крови. Ведьма знает, что добровольное страдание ради Царства Небесного позволяет открыть его врата. Она видит, что главная цель царевны совсем не принц, а именно недостижимый для жителей морского царства рай. А в принце она видит только отблески того мира и стремится к ним. Ее путь – это во многом путь Данте. Только ей не нужно спускаться в самую преисподнюю. Напротив, она поднимается из морских пучин, из мрака и холода, из глубины бездуховности к свету веры. Она находится в поиске, в пути. И ее отношения с принцем, который играет с ней, как с красивой куклой, скорее тормозят ее рост как личности, чем позволяют ей найти свое предназначение и достигнуть цели своих устремлений.

На самом деле именно принц, а не ведьма, отрицательный персонаж в этой истории. Его мир – это он сам. Его привлекает красивая оболочка, умение танцевать, но саму девушку он не видит. Здесь ему стоит противопоставить короля из сказки «Дикие лебеди», который видит красоту души Эльзы несмотря на то, что она все время молчит. За внешней оболочкой он видит саму суть, глубину своей избранницы. С принцем же совсем по-другому. Он выбирает ту, которая, как ему кажется, некогда спасла ему жизнь. Он не задается вопросом, как она это сделала. Видимо, и в дальнейшем ее задачей будет спасать его из неприятностей и облегчать его жизнь? Морская царевна для него – только игрушка, красивое украшение, у которого нет сердца. «Если же мне наконец придётся избрать себе невесту, я скорее всего выберу тебя, мой немой найдёныш с говорящими глазами! И он целовал её в алые губы, играл её длинными волосами и прижимал голову к её сердцу, которое так жаждало человеческого счастья и бессмертной души».  И еще: «Ты порадуешься моему счастью, – ведь никто так не любит меня, как ты!» Получается, что морская царевна не была уж совсем безмолвной, просто принц не хотел ничего замечать. Ему нравилось играть с ее влюбленностью. И тут очень важный момент. Морская дева может получить бессмертную душу не если станет женой человека, а если человек ее полюбит так, что забудет своих отца и мать. Здесь Андерсен устами бабушки морской царевны цитирует слова из второй главы книги Бытия: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт 2,24). Именно потому, что они станут одна плоть, и душа у них станет общая. Человек наделит ею морскую деву и свою душу сохранит. «Вечная жизнь морской девы зависит от чужой воли», – говорят дочери воздуха. И воля принца в том, чтобы избрать себе в спутницы другую, но при этом и прекрасного молчаливого найденыша оставить при себе.

Сестры пытаются спасти морскую царевну. Они даже отдают ведьме свои волосы, т.е. свои волшебные силы. Именно поэтому они не могут запеть и потопить в страшном шторме корабль вместе с принцем и его женой. Они приносят нож, чтобы девушка отняла жизнь, т.е. разъединила душу и тело принца. Его горячая кровь должна пролиться на ее ноги и тогда они снова превратятся в рыбий хвост. Но морская дева не может этого сделать. Не только потому что она влюблена в принца, но и потому что понимает, пути назад у нее не будет. Убийство навсегда закроет ей дорогу в небесные обители. И этот выбор открывает для нее новую перспективу. Морская дева не превращается в морскую пену, не исчезает навсегда. Она становится дочерью воздуха, можно даже сказать ангелом-хранителем. «У дочерей воздуха тоже нет бессмертной души, но они сами могут заслужить её себе добрыми делами /…/ Мы летаем повсюду и всем стараемся приносить радость. В жарких странах, где люди гибнут от знойного, зачумленного воздуха, мы навеваем прохладу. Мы распространяем в воздухе благоухание цветов и несем людям исцеление и отраду… Летим с нами в заоблачный мир! Там ты обретешь любовь и счастье, каких не нашла на земле».

Интересно, что все персонажи этой сказки безымянные. Это делает сказку похожей на притчу. Кроме того, по всему повествованию разбросаны библейские цитаты, которые, словно флажки, отмечают фарватер для читателя, могущего увлечься деталями. Так в начале повествования бабушка морской девы говорит: «Мы – как этот тростник: срезанный стебель его уже не зазеленеет вновь!». Это напоминание слов пророка Исайи: «Он будет мягок, даже изломанный тростник не переломит, Он не погасит даже тлеющих углей. По справедливости судить Он будет» (Ис 42,3). В самом начале истории нам четко показывается, Кого на самом деле ищет морская дева. И очевидно, что у этой истории может быть только счастливый конец. И он совсем не в свадьбе с принцем. Мужественная морская дева заслуживает лучшего Жениха.

Анна Гольдина

Изображение: Pinterest

Author

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии